– Не обращайте внимания, – спокойно сказала Ольга, укладывая Русинова на топчан. – Он меня не первый раз сватает. В прошлом году за «снежного человека»…

– Ну, подожди еще года три, так и «снежный человек» тебя не возьмет, – отпарировал Петр Григорьевич. – Как хочешь… А рыбаку помочь надо. Он тут целое лето зря прокопает. Так бы отвез тебя, слово за слово. Глядишь бы, и согласился, показал Кошгару. Я бы медку ему послал.

– Бесполезно, – бросила она. – С него еще выговор не сняли за прошлый год.

– Велика беда – выговор! – засмеялся пчеловод. – Снимут! Ведь для проформы дали, кого-то надо наказать…

– За что наказали? – поинтересовался Русинов.

– Ни за что! – отрезал тот. – В прошлом году на его участке геологи работали. Один в лес ушел и потерялся. Да, видно, не простой был, не бич; начальства налетело! Все лето вертолеты кружили… Говорили, то ли иностранец он, то ли еще кто… Словом, не наш брат.

– Опять все перепутал! – вмешалась Ольга. – Я же тебе говорила: у него отец работает в Министерстве иностранных дел. Зямщиц его фамилия – очень известный человек.

– Может быть, и Зямщиц, да в этом ли дело? – не согласился Петр Григорьевич. – К каждому-то участкового милиционера не приставишь!

Русинов понял, что это за «геологи» – савельевская фирма! Значит, и у них люди теряются!

– Не думай! Поезжай! – почти приказал Петр Григорьевич. – Там у тебя дело наладится!

Он заметил, что Ольге не нравится эта затея с поездкой в Гадью, а потом в неведомую Кошгару, но впереди по крайней мере была целая неделя, и Русинов рассчитывал, что за это время напористый пчеловод ее убедит. Ехать к ее отцу теперь следовало в любом случае, но только не одному, надо вначале дождаться Ивана Сергеевича или хотя бы точно знать, приедет он или нет. Если там потерялся савельевский человек, значит, фирма «Валькирия» еще в прошлом году исследовала ту территорию, значит, она каким-то путем вышла на Кошгару и на места, где бывал Авега. Пока он сидел над картой «перекрестков Путей» и занимался расчетами, Савельев не терял времени и отрабатывал площади. Когда Ольга разрешила ему встать, он как бы ненароком спросил, есть ли нынче в Гадье геологи. Она сказала, что пока еще не приехали, однако отец уже готовится к их появлению, а кроме того, на дороге перед поселком выставили пост ГАИ. Эта новость еще больше вдохновила Русинова. Неужели Савельев что-то нащупал, ухватил жилку? Тогда вообще нужно действовать без промедления! Может оказаться, что он придет к шапочному разбору, когда не только пост ГАИ, а и армейские подразделения поставят и оцепят весь район, как было в Цимлянске.

Единственное, что утешало, – похоже, савельевская фирма и «мелиораторы» не имеют связи между собой, ибо Петр Григорьевич говорил о «геологах» как о чужих, посторонних людях. Хотя и тут надо держать ухо востро: игры могут быть такими многоярусными и сложными, что не сразу и разберешь, кто кому служит и кто кому обеспечивает существование. И участники таких игр не могут и подозревать, что играют в одни ворота. «Исчезнувший» разведчик Виталий Раздрогин до сих пор, судя по поведению, находится в разведке, а Петр Григорьевич вывешивает ему условный сигнал – полотенце на веревке…

Но черт возьми! Почему тот же Раздрогин заботится об этом «пермяке» Варге? Ведь после его ночного визита здесь появилась Ольга!

Когда Русинов начинал думать об этом и сопоставлять факты, то терялся окончательно и говорил себе, как некогда Авега: «Повинуюсь року». А что еще оставалось делать?

Вечером того же дня по настоянию Ольги и Петра Григорьевича он перебрался ночевать в избу: ему строго-настрого запретили жить на улице в ближайшие две недели и особенно в сырую погоду, поскольку небольшая простуда могла вызвать воспалительные процессы в позвоночнике. После лечения огнем он не почувствовал особого улучшения, напротив, движения стали какими-то расслабленными, неточными, подрагивали руки и ноги, но Ольга успокаивала, что это все из-за небольшого растяжения сухожилий, связок и мышц и что они через день-два восстановят свои функции. Важно было, проявится ли невралгия утром, после сна?

Русинову не хотелось думать, что вся забота о нем связана лишь с желанием удержать его в поле зрения, не дать ступить самостоятельно и бесконтрольно ни одного шага. Такова уж психология человека – привязываться к тем людям, кто печется о тебе и проявляет участие, почти независимо, корыстна или нет конечная цель. Даже преступник на плахе успевает за короткий миг привязаться к своему палачу, если тот, прежде чем отрубить голову, обращается с ним по-человечески и достойно. Все-таки пожар на спине сильно поразил воображение Русинова, и он как-то упустил из виду любопытную записку учителя Михаила Николаевича. И лишь оставшись один – Ольга с Петром Григорьевичем «распинали» Варгу, – он стал прокручивать в памяти весь сегодняшний день, и вдруг два события соединились сами собой: иносказательная записка о вербном меде и неожиданная откровенность Петра Григорьевича по поводу Кошгары. Ведь он же его таким образом отсылал с пасеки! Причем «продавал» серьезному и суровому участковому милиционеру в Гадье. Мог ведь еще вчера спросить, что Русинов ищет, когда приходил на раскопки. Правда, вчера его захватила стихия полета, но утром-то, когда заводили машину с буксира, мог! Почему он «пожалел» рыбачка после того, как получил альпинистские ботинки и записку? А ведь эти дурацкие башмаки могут означать лишь адрес, куда и к кому отослать гостя, чтобы не мешал здесь, на пасеке.

Выходило, что тот рыжий многодетный папаша Михаил Николаевич – начальник Петра Григорьевича. И теперь Русинова будут передавать из рук в руки…

«Повинуюсь року!»

Едва стемнело, Петр Григорьевич вдруг ни с того ни с сего запустил электростанцию и дал в избу свет. Лечение Варги было на сегодня закончено, и Ольга собиралась лечь спать, но тут же просияла:

– Ура! Будем смотреть телевизор!

Сам же Петр Григорьевич ушел к Варге в баню, и Русинов понял, что пчеловод таким образом отвлекает внимание: по-видимому, им срочно потребовалось что-то обсудить.

Ольга опять прилипла к «ящику»: показывали какую-то серию «мыльной оперы». Русинов достал сигарету и вышел будто бы покурить. Он хотел тихо подойти к банному окошку и откровенно подслушать конфиденциальную беседу «мелиораторов». Ветер менялся, потеплело, однако над горами висели низкие, многослойные тучи, а над головой в разрывах облаков светились звезды. Сначала ему показалось, что над горами среди разноцветных туч мелькнула восходящая луна: багровый диск мелькнул и исчез. Но он снова вырвался и, оставляя за собой, как показалось, дымный белесый след, поплыл сначала на север, затем резко изменил направление, покружился и завис над землей.

И вдруг он на глазах изменил конфигурацию, из круглого обратившись в вытянутый эллипс.

Русинов попятился, развернулся и побежал в дом. Ольга не оглянулась даже на громкий стук двери.

– «Тарелка»! – крикнул он. – Пошли скорее!

Она не расслышала, но, заметив его возбуждение, испуганно спросила:

– Что случилось? Что?!.

– Над нами «тарелка» висит! НЛО! Быстрей!

– Да? – оживилась Ольга. – Я нынче еще не видела!

Они побежали к изгороди пасеки. «Тарелка» сместилась далеко на юг и теперь имела вид ярко-оранжевой шляпы. Она двигалась ровно, выписывая огромный полукруг, иногда пропадала в слоистых облаках. Причем в этот момент у НЛО включался то ли луч, освещавший путь, то ли двигатель. И цвет ее менялся до вишневого. Русинов держался спокойно, однако знобящий, неуправляемый страх сковывал мышцы, защемило под ложечкой.

– Сегодня у пришельцев праздник, – проронила Ольга. – Начало сезона «тарелок»!

– Впервые вижу, – признался Русинов. – Не верил…

– Тут хоть верь, хоть нет – летают!

А «тарелка» между тем превратилась в шар и, мелькая между облаками, потянула к земле и зависла над самым лесом! Может быть, километрах в двух! И стала расплывчатой, размытой, словно отраженное солнце в зарябленной ветром воде.