«Ах ты, стервец! – изумился про себя Иван Сергеевич. – Библиотеку вспомнил…»

– Ничего я не нашел. Это все домыслы!

– Да ладно, можешь не говорить, – отмахнулся Савельев. – Я ведь не об этом… А о том, что ты нашел ее самым авантюрным образом. Ты же ведь теорией не занимался в «Опричнине». Ты покопал архивы немного, с лозоходцами по Вологде походил, анализом позанимался – это что в отчетах есть. А на самом деле ты искал в другом месте и другими способами. Почему теперь меня заставляешь заниматься теорией? Пусть ею Мамонт занимается!

– Мамонт пусть занимается тем, чем занимается, – отчеканил Иван Сергеевич. – Я знаю, на что ты рассчитываешь. Ты хочешь чужими руками жар загрести. И шведы на то же ориентируются! Как всегда: один с сошкой – семеро с ложкой.

– Сергеич, давай так. Моя метода – это моя метода. А вы с Мамонтом делайте что хотите. – Савельев сорвал три ромашки, сложил вместе. – Только давайте все вместе, в одну дуду, в один букет. Без шведов, американцев, французов и всех прочих.

– Это ты меня взялся агитировать?

– Я хочу дело делать.

– Без специалистов, с одними кагэбэшниками и «нелегалами» ты на Урале ничего не сделаешь, – заключил Иван Сергеевич. – Служба у тебя хорошая, но кончатся деньги – и разбежится по другим авантюрам.

– Пусть это тебя не волнует, – поморщился Савельев. – Эти мои проблемы.

– Запомни, Савельев: арийские сокровища – это символ. Их может не существовать вообще.

– Нет уж, Сергеич, – усмехнулся тот. – Если за это дело взялся большой капитал – они существуют. Реально! В тоннах, в каратах! Они всю историю ждали горбачевской перестройки. И Наполеон собирался идти до Урала, и Гитлер.

– Ну что, желаю тебе успеха, – проговорил Иван Сергеевич. – Только есть две просьбы: убери своих людей от Мамонта – «телок» особенно, и не трогай его.

– Я смотрю, тебе мои «телки» нравятся, – ухмыльнулся Савельев. – А для друга пожалел!

Иван Сергеевич подошел к нему вплотную:

– Эти твои… барышни работают на два фронта.

– И пусть работают, – легкомысленно согласился он. – Профессионалки, им надо на хлеб зарабатывать. А если выгодно для всех фронтов – пусть трудятся. Сейчас, Сергеич, ни одного шпиона не найдешь, чтоб только на тебя работал. Но они все четко представляют, по какой грани ходят, и великолепно знают конъюнктуру. Ты за Августу не беспокойся.

«Гад! – вдруг с ревностью подумал Иван Сергеевич. – Поди, и тебе слайды показывала…»

Савельев подмигнул и признался:

– Моя слабость. Люблю работать с женщинами. Они не предают.

– Работай, – проронил Иван Сергеевич и направился к лодке. Августа вышла из воды и теперь обсыхала под заходящим солнцем.

– Погоди, Сергеич… Ты же мне ничего не сказал. Ни да ни нет.

– Я, брат Савельев, никогда сразу не говорю.

– Знаю, ты старый темнила. Но все-таки?

– О моем решении узнаешь, тебе есть через кого, – обронил он на ходу. – «Волгу» утром я найду возле будки милиционера. Желательно уже зарегистрированную, с номерами и без бомбы. На мое имя.

– Нет проблем, – заверил Савельев. – Но как ты объяснишь шведам?

– Как-нибудь…

Не останавливаясь, он разбежался и со всей силы вытолкнул лодку на стремнину. Августа уже сидела за рулем. Савельев скакал на одной ноге, натягивая брюки.

Иван Сергеевич сел за греби, но не притронулся к веслам – смотрел на кормчую. И вдруг увидел перед собой ту, которую обрисовывал когда-то Савельеву, выдавая собственные вкусы за вкусы Мамонта.

«Почему ты такая стерва? – думал он, улыбаясь. – Что у тебя, денег не хватает, семья большая? Провалишься – разорвут на две части! И защитить некому будет, дура…»

– Греби, Ваня, – сказала Августа. – Не думай ни о чем.

Он молча взялся за весла и плескал ими без всякого напора и интереса до лодочной станции. Надо было бы обдумать и прокрутить в памяти весь разговор с Савельевым, проанализировать, связать несвязываемые детали, но ничего не хотелось. Глядя на Августу, он чувствовал себя трижды обманутым, и если это возможно уже проделывать с ним, значит, все кончено. Голова не варит, нюх потерян, душа не чувствует – ленивый, старый кот, одним словом…

С тем же настроением он вернулся в особняк и оживился, лишь когда у дверей их встретил швед-переводчик, обеспокоенный долгим отсутствием Афанасьева, гуляющего без охраны. Иван Сергеевич с удовольствием обматерил телохранителя и попросил, чтобы его больше не давали. И если шведская охрана не может обеспечить ему безопасность, то он воспользуется своей собственной, но тогда придется покинуть особняк. Переводчик заверил, что охранник будет сурово наказан и что подобных инцидентов больше не повторится.

Охранник же и так был наказан: суровые фингалы синели под каждым глазом, что бывает от хорошего удара в переносицу либо при сотрясении головного мозга. Если бы Савельев захотел убрать Ивана Сергеевича, то сделал бы это давно и совсем несложно…

Он вошел в свой номер, где все уже было отремонтировано, побелено, заклеено, словно и не было ни трещин, ни выпавшей штукатурки. Сразу же закрыл дверь на ключ и лег в постель. Но и поуспокоившись, не мог собраться с мыслями. Лежал и тупо думал, что, когда в государстве беспредел, хочешь не хочешь, придется идти работать к шведам, связываться с авантюристами, со шпионками, работающими сразу на двух хозяев, ибо в искаженном мире и разрушенном обществе не может существовать ни одна стройная система, отлаженная правилами, принципами и законами. И что ему самому теперь придется чувствовать конъюнктуру и лавировать меж двух огней. Или стукнуть себя в грудь, наполненную чувством чести русского офицера, и уехать к себе в деревню во Владимирской области, чтобы копать грядки и подновлять быстро дряхлеющий дом.

Он опасался, что Августа может прийти к нему под предлогом обязательного стакана теплого молока на ночь и что он, не готовый еще лавировать там, где проявляются обыкновенные человеческие чувства, может взорваться, выставить ее и тем самым навредить делу. Августа же чувствовала его состояние, и в эту ночь он уснул без молока, которое в теплом виде терпеть не мог.

Но утром она принесла обязательный кофе в постель. И открыла номер своим ключом. Иван Сергеевич прикинулся спящим. Августа поставила маленький никелированный поднос на ночной столик и вдруг поцеловала ему руку, лежащую поверх одеяла. Он инстинктивно отдернул ее, вытаращив глаза.

– Варберг приехал, – тихо сообщила она. – Доброе утро!

И так же тихо выскользнула из номера.

19

Русинов еще раз обошел свою машину: притащили на буксире – так и не отцепленный от переднего крючка, чекерный трос валялся на земле. Он забрался в салон, осмотрелся – все на месте, кроме коробки испорченной тушенки, которую он выставил «снежному человеку». Достал из-под матраца радиомаяк, вынул его из свинцового футляра и спрятал назад. Пусть теперь Служба наконец вздохнет облегченно: Мамонт вновь появился в эфире!

Собаки, подняв лай, уже не смолкали, однако во дворе участкового была тишина. Русинова подмывало осторожно подойти к окну, тихо постучать, и чтобы открыла Ольга… Но он не знал ее окна, не имел представления о расположении комнат в том большом доме. Забравшись в машину, он отстегнул кровать и лег не раздеваясь. Через несколько минут собаки умолкли, стало тихо и спокойно.

Участковый был возле Кошгары вчера, иначе бы встретились на мертвой дороге. Как он там оказался? Поехал разыскивать его, когда Ольга сказала, куда он направляется? Но почему только вчера, когда прошла уже неделя, как он отправился к Кошгаре? Может быть, пришел срок выпускать его из каменного мешка? Выпускать уже невменяемого? Или участковый даже не заходил в штольню, отбуксировал машину – зачем она теперь сумасшедшему? Потом будет объявлено, что найдена машина с такими-то номерами, такой-то марки, хозяин которой бесследно исчез. А Русинова оставили пока в пещере дозревать до полного умопомрачения… Нет, не вяжется! Машину бы не трогали, лишние вопросы. Да и сомнительно, чтобы участковый запирал его в каменном мешке. Наверное, было так: Ольга ждала, что он вернется, и не выдержала, рассказала отцу, куда он поехал. Если здесь существует поверье, что Кошгара – проклятое место, зона радиоактивного заражения, то участковый поехал его искать. Нашел разукомплектованную машину и пошел в штольню – возможно, определил, что хозяина нет уже несколько дней, а все подземелья в Кошгаре можно обойти за полдня. Значит, что-то случилось с Русиновым. В пещере обнаружил груду углей и головни на насосной площадке, расплавленный и застывший свинец. Понял, что человек ушел без машины, зацепил ее и притащил в поселок…